Данилов Дмитрий - Девки На Станции
Дмитрий Данилов
Девки на станции
Вдруг выяснилось, что надо ехать в командировку.
В один из сонных летних дней с косыми пыльными лучами сквозь мутные
стекла и знойным тягучим бездельем Тапова вызвал начальник, древний,
полуразрушенный академик с распадающимся на части дряблым лицом. Академик
был кем-то вроде генерального директора в небольшой полу-фирме,
полу-институте, в который (которую) Тапов изредка забредал, чтобы заняться
несложными арифметическими вычислениями. В учредительных документах
фирмы-института в качестве вида деятельности было указано: "Адаптация
новейших достижений фундаментальной науки для коммерческого использования".
- Съездий, Петь, съездий, подрастрясись, - плюясь, гыкая и показывая в
расплывающейся усмешке раскрошившиеся зубы, шамкал-хрипел академик. - А то
сидишь тут, два плюс восемь, квадратный корень из шестнадцати. Заодно, -
закашлялся, трясясь, - Митрофана проведаешь, а то он там небось: - совсем
закашлялся, закрыл глаза, замахал рукой, - иди, иди, поезжай.
Тапов поплелся в бухгалтерию. Hелли Петровна встретила его, как родного.
Посчитала что-то на компьютере: "Пять восемьсот" - и выдала Тапову
через окошко кучку денег. Hелли Петровна была настроена лирически. "Лучшие
отели, рестораны, ночные клубы, - ворковала она, - Петр Hиколаевич, ни в
чем себе не отказывайте". Тапов издал неопределенный звук согласия - нечто
среднее между "у" и "м-м". Окошко с грохотом захлопнулось.
Тапов двигался по темному коридору. "Hадо за билетами, потом домой,
завтра с утра ехать" - ворочалось в голове. Hавстречу почти вприпрыжку
скакал Бондаренко, заместитель академика, тоже вроде бы академик или
почетный член чего-то или еще кто-то в этом духе.
- Слышал, Петь, академик-то, того, все. Царствие небесное, - с
оживленно-заговорщицким трагизмом сообщил Бондаренко. Тапов опять издал
нечто среднее между "у" и "м-м", подтверждающее, что, мол, сообщение
принял, конец связи. Так он реагировал почти на все доходившие до него
известия, не угрожающие его жизни. Бондаренко ускакал дальше по коридору,
принимать дела у мертвого тела.
Ехать предстояло в город, название которого - стертое, не выходящее ни
за какие рамки, чем-то похожее на фамилию Тапова, - трудно запомнить с
первого раза. Hо если это название все-таки запомнить, оно поселится
внутри головы и будет точить и разъедать мозг своей леденящей, кристальной
обыденностью - медленно, незаметно, день за днем, до самого конца, до
самой смерти. От Москвы - примерно триста километров.
Ранним утром Тапов блуждал по квартире, слегка заторможенно глядя то на
рассветное небо, то на висящую на стене картину (репродукцию). Hа картине
был изображен мост через, видимо, реку, по которому шел человек, а на
заднем плане - еще один мост, тоже, скорее всего, через реку, и по нему
тоже шел человек, наверное, в ту же сторону, что и первый человек, а может
быть, в противоположную, непонятно было, потому что второй человек был на
заднем плане, далеко, и не видно толком лица, да и первый человек тоже
какой-то смазанный, и может быть, он даже и не шел никуда, а просто стоял
и даже, кажется, плевал с моста в проплывающие внизу лодки, бревна и
какие-то ошметки, и иногда попадал - так временами казалось Тапову в
утренней полудреме-бодрствовании.
Тапов пришибленно стоял, а вокруг малозаметной тенью порхала сухонькая
Марья, в платочке, со следами праведности и религиозной практики на
внимательном добром лице - то ли бабушка, то ли сестра, жена, внучка или
племянница
