Гуревич Георгий - Когда Выбирается 'я'
Г. ГУРЕВИЧ
Когда выбирается "Я"
ГЛАВА 1
Еcть у меня в столе, в запертом ящике, заветный альбом в ледериновом,
шоколадного цвета переплете, на котором вытиснена одна буква "Я". Сто фото в
этом альбоме. Сегодня я вклеил сотое - юбилейное.
Первое, конечно, самое симпатичное. На нем пухлощекий младенец совершает
трудное путешествие от стула до стула. Ножки у него заплетаются, язык высунут
от усердия. Гордые родители держат его за лапки, улыбаясь с умилением. Нелегко
поверить, но этот младенец - я в возрасте одного года.
Фото номер два. Школьник в громадной фуражке, налезающей на оттопыренные
уши, старательно таращит глаза, чтобы не мигнуть во время выдержки. Вид у него
подавленный и запуганный, что действительности не соответствовало. Дитя было
предприимчивое и озорное. Это тоже я, но в возрасте десяти лет.
Третье фото. Юноша в небрежной позе, с небрежно расстегнутой "молнией" на
замшевой блузе, с папироской, засунутой в угол рта, и аккуратно подстриженной
бородкой. И это я, но уже двадцатилетний. Вид у меня скучающе-снисходительный,
горько разочарованный, что опятьтаки действительности не соответствовало. Но я
сам считал себя человеком пожившим, все испытавшим, познавшим суету и тлен.
Разочарованность мне представлялась взрослее жизнерадостности.
На фото четвертом мужчина с не очень запоминающейся внешностью. Лицо
бритое, очки, стрижка под "полечку", белая рубашка, галстук, пиджак. Это я в
тридцать лет.
Тогда я начал считать, что дельного человека ценят по делам и неприлично
иметь броскую внешность и броскую одежду, как бы предупреждая при первом
знакомстве, что у меня все снаружи - внутри ничего не ищите. А мне очень
захотелось быть дельным человеком с основным содержанием внутри.
Вероятно, читатель ждет последовательного ряда: грузнеющий мужчина в
начале пятого десятка, с самоуверенной улыбкой и залысинами над висками,
седоватый и толстый в пятьдесят, еще два или три беззубых, морщинистых старика
со слезящимися глазами. Будет, будет и такое в свое время, будет и неизбежное
грустное фото в обрамлении цветов и деревянного ложа. Но до этого еще не
дошло. Пока что я таков, как на фото четвертом. С пятого номера логика
нарушается.
Вот я перелистываю альбом, раскрываю наугад там и тут, мелькают лица всё
новые и новые. Сухопарый, ходуленогий бегун на гаревой дорожке. Широкогрудый
штангист с налитыми мускулами, каждый виден, хоть анатомию изучай. Акробат,
просунувший голову меж колен, человекверевка, хоть узлом его завязывай.
Гигант, кладущий мяч в баскетбольную корзину. Вы не поверите, но это все я.
Я пробовал спортивные возможности моего тела тогда.
И кудрявый красавец с соболиными бровями и ярким, словно гримом
подкрашенным ртом, хорошо известный тем, кто покупает в киосках портреты
кинозвезд,- это не Михаил Карачаров, это тоже я. И я - неприятный тип с
острыми зубками и опухшим носом картошкой. Это я, номер двенадцать.
Номер девятнадцать - миловидная девушка, скуластая, с чуть узковатыми
глазами и длинными черными кудрями до плеч. Нет, не жена, не возлюбленная, не
невеста опять я. Негр, монгол, суровый индейский воин - все я. Сотня ролей,
как у бывалого ветерана сцены. Серия снимков зверей - целый зоопарк. Дельфин с
извилистыми, ироническими губами и очень лукавыми глазками в уголках рта - я.
Лев, величественный, с бороздой посреди премудрого лба. Головастый слон с
поперечно-полосатым хоботом, только часть его влезла в фотографию. Мохнатая
морда, не то пудель, не то медведь. И нелепое сущест
